В минувшем августе митрополитом Тверским и Кашинским был назначен архиепископ Верейский Амвросий. До своего нового назначения владыка занимал должность наместника Сретенского ставропигиального монастыря в Москве и ректора Сретенской духовной семинарии.

ТВЕРСКОЙ УДЕЛ — Ваше Высокопреосвященство! Поделитесь своими первыми впечатлениями на тверской земле.

— Тверь никогда прежде не посещал, поэтому, отправляясь сюда, испытывал некое волнение. Но, прибыв на Тверскую кафедру, был приятно удивлён: Тверь показалась мне местом, где удачно соединились и Москва, и Санкт-Петербург — города, в которых почти 20 лет служил ранее. Очень понравился центр, исторические здания, храмы. Тверь богата на святыни, и это греет душу. Как архиерей желал бы, чтобы церкви находились в должном состоянии и были заполнены прихожанами.

Во второй вечер своего пребывания в Твери решил прогуляться по городу. Отметил: люди внутренне свободны, доброжелательны, и это здорово! Также увидел Тверскую епархию с борта вертолёта — потрясающе красивый край! Нахожусь в состоянии благодарности Богу — за то, что Он дал мне тверской удел. Не строю грандиозные планы, но всё, что в моих силах, постараюсь для этой благодатной земли сделать.

БЫТЬ ЖИВЫМ, И ТОЛЬКО — Владыка, Вы совсем недавно стали правящим архиереем: в отличие от викарного, это новый уровень ответственности, поскольку меняется цена ошибки — и в поступках, и в решениях. Как Вы воспринимаете себя в новом качестве на Тверской кафедре?

— Что касается опыта епархиальной жизни, он у меня есть: был викарием в Кемеровской епархии при архиепископе Софронии (Будько), когда её часть де-факто была отдана в моё управление. Решения буду принимать во благо Церкви, хотя ещё во времена Аристотеля было известно: есть только один способ избежать критики — ничего не делайте, ничего не говорите, будьте никем.

— То есть, пойдёте своим путём, оставаясь настоящим, искренним, не двуличным? Не секрет, что порой начальствующий в Церкви вынужден носить маску, которая не соответствует его личным представлениям о христианстве, монашестве или епископстве…

— Мне думается, в Церкви маски не нужны — необходима искренность. Будучи искренним, можно даже ошибиться, можно подчас что-то не то сказать или сделать, но если признать ошибку — в глазах людей это будет не слабость, а сила. Думаю, не стоит церковную действительность загонять в некую «систему», делать из неё очередную «страшилку». Все люди поражены болезнью греха, но с этим вирусом мы должны научиться справляться сами и научить других.

Не раз наблюдал, как люди присваивают себе то, что им не принадлежит. Нельзя присваивать себе право суда о каких-либо сторонах церковной жизни, внося смуту и раздор в общество. Следует учиться друг ко другу снисходить, но при этом — понимать: добродетель должна быть достославна, а порок — нетерпим.

В ПОТОКЕ ИСТОРИИ — Как Вы думаете, удалось ли Церкви найти адекватный язык для диалога с обществом? Например, если говорить о служении Церкви и его преломлении в медийном пространстве?

— На жизнь и миссию Церкви нельзя смотреть вне контекста потока всемирной истории, частью которого мы являемся. Сегодня мы живём в информационном потоке, в котором человечеству прежде не приходилось пребывать. Я был знаком с некоторыми людьми, которые наизусть знали все книги Священного Писания — Ветхого и Нового завета. Представляете, чем был занят их ум? И чем занята голова современного человека?

— Может быть, куда важнее, чем занято сердце? В конечном итоге, ум всегда оказывается у сердца в дураках…

— Не случайно в Иисусовой молитве мы должны соединить ум и сердце — они взаимосвязаны. Окнами для нашего сердечного пространства являются все чувства, которые даны нам Богом. Информационный поток мы либо принимаем, либо отстраняемся от него — в зависимости от того, насколько можем применить в своей жизни аскетические правила, умеем ими пользоваться.

— Владыка, может быть, всё гораздо серьёзнее? Сейчас в жизнь внедряются концепции цифровых моделей социума. Вам не кажется, что это результат борьбы неолиберального миропорядка с культурой книги?Эти идеи как бы возвращают общественное сознание к дописьменному состоянию, — отсюда засилье визуального контента. Наверное, ещё и поэтому в диалоге с обществом нам сегодня так сложно говорить на языке Церкви, языке евангельском?

— Такая опасность, безусловно, существует, но как в Евангелии сказано? И «сие надлежало делать, и того не оставлять» (Лк. 11:42). Не пренебрегать современными новшествами, но людям, живущим в цифровом пространстве, говорить о Боге. В этом — вызов для Церкви: присутствовать в новой реальности, и через неё возвращать людей к традиции. Этот мостик мы должны обязательно выстроить!