СИМВОЛ Победы

Я периодически бываю в Ржеве. Причём заметил, что приезжаю туда, будто к себе домой. Я сам родом из Белгородской области. В родном городе Губкин люблю пройтись по знакомым местам, мимо школы, где учился, вспомнить те или иные события. В Ржеве меня тоже охватывает чувство ностальгии. Помню, как впервые увидел площадку, предназначенную для установки монумента. Это было пустое болотистое место. Помню, как мы начинали работу, как постепенно мемориал обретал всё более чёткие очертания…

– Одна из ваших последних работ – мемориал в Ленинградской области в память о мирных жителях, погибших в годы Великой Отечественной войны. Образ матери с детьми тоже стал очень пронзительным. А какой памятник ближе лично вам?

– На самом деле их невозможно сравнивать. Во-первых, Ржевский мемориал стоит особняком, поскольку это моя первая работа такого масштаба. После него мне уже ничего не было страшно. И если он стал памятником именно Советскому солдату – приезжая туда, ты со скорбью думаешь о том, сколько бойцов на подступах к Ржеву полегло. А вот под Гатчиной монумент посвящён мирным людям. Там также вспоминают умерших в блокаду Ленинграда, и это для людей до сих пор кровоточащая рана. Почти у каждой семьи, которая приходит к мемориалу, в те годы кто-то умер от голода.

Кроме того, на памятнике изображены дети, поэтому у его подножия часто оставляют шоколадки или корки хлеба. Люди ассоциируют этих детей со своими дедушками, бабушками… Да и сам Гатчинский район выбрали для мемориала не случайно: в годы войны здесь располагались донорские концлагеря, где у детей выкачивали кровь для раненых солдат вермахта…

– Люди у ваших памятников нередко плачут. А вы сами как эмоционально реагируете на свои работы?

– У меня всё это происходит намного раньше, ещё на стадии проекта. Например, на рельефных стенах мемориала в Ленинградской области мне предстояло отразить судьбы конкретных людей, и эти истории необходимо было отобрать в архиве. Помню, что мог читать максимум по три истории, дальше глаза застилали слёзы. Я закрывал документы, успокаивался, потом снова приступал к чтению и снова плакал. Потому что невозможно к этому относиться со спокойным сердцем…

СОВРЕМЕННЫЕ МУЧЕНИКИ

– Я учился в академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова, а там стены буквально пропитаны любовью к Родине. Ещё во время подготовки к малому диплому я проникся историей Евпатия Коловрата, который не побоялся пойти против Батыева войска, превышающего в разы его силы. А на шестом курсе работал над образом Евгения Родионова. Это участник первой чеченской кампании, зверски убитый боевиками за отказ снять нательный крестик и сменить веру. Мне всегда было важно отразить психологизм, показать, что происходит с человеком, когда он вопреки инстинкту самосохранения жертвует собой ради других людей.

При этом мне хочется, чтобы сегодня было больше конкурсов и на другие, мирные темы. Безусловно, чудовищные страницы истории надо помнить, но и простые земные радости, которые не успели испытать погибшие люди, думается, нам завещаны тоже.

– Как Великая Отечественная война затронула именно вашу семью?

– На фронт ушли три бабушкиных брата. Один получил контузию, второй пропал без вести, третий был командиром танка Т-34 и окончил войну в Будапеште. При этом пережил блокадный Ленинград, лежал там в госпитале, где за ним ухаживала медсестра. Позже выяснилось, что она отдавала ему свой паёк, а сама умерла от голода.

Приступая к работе над Ржевским мемориалом, я поначалу даже хотел воплотить в скульптуре черты одного из дедушек, но в итоге остановился на собирательном образе.

– Что вы хотели бы своими работами донести до своих детей и последующих поколений?

– Я создал немало работ на тему Великой Отечественной войны и понял, что ничего более чудовищного в мире не происходило. Это были такие зверства и такие людские потери, которые сложно себе представить. Только в Ржевской битве погибло свыше миллиона человек! Конечно, всё это нужно знать и помнить, но как именно, через какие формы донести до детей масштаб трагедии, честно говоря, я не знаю. Всё же осознание этой темы требует изучения большого количества информации и жизненного опыта. Хотя, наверное, отчасти судьбу того поколения повторяют сегодняшние ребята, участники СВО…

На вопрос о патриотизме я для себя отвечаю так: всегда нужно стараться что-то созидать в этой жизни и приносить какое-то благо – хотя бы в том деле, которым занимаешься. Помогать тем, кому надо помочь. Эти критерии для меня важнее всех слов.

РАНЕНОЕ СЕРДЦЕ БЕЛГОРОДА

– На самом деле работа идёт очень тяжело, несмотря на то что я достаточно давно о ней думаю. У меня уже есть около 15 эскизов, но пока всё не то. Не могу найти нужный образ. Точнее, он есть, но его следует доработать. Дело в том, что в Белгороде ещё во время первого прилёта под Новый год погибли несколько мирных жителей, а осколками посекло пластиковую стелу в виде сердца с надписью «Белгород». Сегодня люди несут туда цветы. В связи с этим в городе сложился образ – раненое сердце Белгорода. Но, честно говоря, при всей символичности для скульптора сама форма сердца достаточно примитивна. Поэтому здесь надо найти грамотный и тонкий ход. К счастью, меня не торопят и дают время подумать.

– Интересно, а кто ваш главный критик и вдохновитель?

– Проекты сначала всегда показываю родственникам и друзьям. Если они считали образ и поняли, о чём речь, – значит, попал. Если нет – надо дорабатывать. Вообще, критиков у меня много. А что вдохновляет? Сама жизнь. Это самая главная ценность, которую нам надо понимать и в преддверии 9 Мая, и всегда.

Екатерина ЕВСЕЕВА, «АиФ» в Твери.
Фото из личного архива.