Приходят ко мне депутаты от низших служащих. Депутацию возглавляет счётчик Прохоров. — Мы пришли заявить, что считаем справедливым получать такое же содержание, как и вы, господин управляющий! Потому что мы так же работаем!

— Очень хорошо! Выберите между собой кого-нибудь, кто сядет в моё кресло, чтобы управлять банком. — Почему же это? — Если жалованье одинаковое, так и работа должна быть одинаковая. Пусть ваш избранник садится сюда, а мне даст свою шашку и револьвер. Я стану на дежурство часовым. Депутаты мнутся, переглядываются… Косятся на Прохорова. — Нет, — заявляет Прохоров, — нам это не подходит!

На ближайшем общем собрании — тогда деньгами банка для своего вознаграждения уже завладели служащие, — были установлены новые ставки содержания. Решения принимались простым большинством голосов. Хотя разница между всеми ставками была незначительная, но всё же на ответственных должностях они были выше, чем на других, а управляющему назначили на 25 рублей больше, чем остальным…

Этот же вопрос неоднократно возникал и на следующих собраниях. Служащие время от времени сами назначали себе единовременные пособия и обыкновенно — всем в одинаковом размере. Здесь влияние Серёгина побеждало. Но в вопросах, не касавшихся материальной стороны, большинство всё-таки шло за мной. Сознавал я, что моё дело подвигается к развязке. Новая власть крепнет, местные попытки её свергнуть не имеют успеха, а общей попытки ждать не приходится. Поэтому мы стали с семьёй понемногу собираться к отъезду: я укладывал в ящики свою большую библиотеку, ящики сносили в особую кладовую. Об этих сборах тотчас стало известно, и они вызвали разговоры.

— Мы храбры только с вами! — говорил Пекарский, что отражало общее настроение.

\

ИНЦИДЕНТ

Часов в восемь вечера вбегает в банк помощник контролёра Родзевич с молодой женой. Оба — в довольно растерзанном виде. Я как раз вышел из квартиры и поднимался по лестнице. — Что с вами случилось? — Мы шли по бульвару. На нас только что напали четыре солдата. Ударили сильно меня, сорвали шляпу… Мы спаслись от них бегством!

Это было одним из типичных проявлений солдатской разнузданности. Они нападали на прохожих. Спрашиваю часового: — И вы не дали тревожного выстрела? Надо было вызвать патруль, задержать буянов… — Никак нет! Не стрелял… — Дайте ваш револьвер! Выхожу из подъезда, стреляю два раза вверх.

Едва за мною закрылась дверь, — у входа появляется толпа солдат: — Пустите нас! — Что такое? Зачем? — От вас один товарищ стрелял в нас. Мы его уведём с собою! Узнаю во главе ломящихся того большевика унтер-офицера, что первым занял с военной командою банк. — В вас никто не стрелял, а стреляли для вызова патруля. — Нет, это в нас! Стреляли несколько раз. — Это — вот он! Обращение к Родзевичу: — Эй, товарищ! Выйди-ка к нам! Пойдём в совет! — Стрелял не этот товарищ, а я, управляющий банком. И стрелял, чтобы вызвать патруль. — Неправда! Эй, товарищ…

Ломятся в дверь. Привлечённые криками, отовсюду сходятся солдаты. Разговоры: — Стреляли нам в спину! Толпа всё нарастает. Дело грозит погромом. Приказываю вызвать по тревоге весь наш караул. Прихожая банка заполняется нашими вооружёнными людьми. Сверху с тревогой смотрят служащие. А с улицы делаются попытки выломать дверь. Стоящий у двери часовой-солдат побледнел…

Всё-таки надо избежать коллизии. Иду к телефону, вызываю военно-революционный комитет: — Говорит управляющий Государственным банком. С улицы ломится к нам толпа солдат. Прошу немедленно выслать команду для водворения порядка! — Сейчас пришлём!

Через несколько минут появляется вооружённый патруль из комитета. Протягивают через решётку двери мандат. — Впустите! Вместе с патрулём врывается, однако, толпа с улицы. Крики, шум, галдёж. Член революционного комитета, приведший патруль, чинит суд. Рассказываем, как было дело. Солдаты с улицы — они оказались сильно выпившими — утверждают, что в них стреляли не два, а много раз. «Судья» выносит соломоново решение: — Осмотрим револьвер, из которого стреляли. Отбирает револьвер у нашего часового. Если две пустых гильзы, — правы банковские! Если больше, — правы товарищи.