Договориться о встрече с победителем международного конкурса на лучший проект Ржевского мемориала советскому солдату Андреем Коробцовым не составило ровным счётом никакого труда. В понедельник мы созвонились, а в четверг встретились уже в Москве, на самой окраине столицы, где в одном из цехов промзоны происходит лепка полноразмерного макета грандиозной скульптуры.
О том, что здесь работают с глиной, можно понять без предварительного знакомства с этапами проекта, – она здесь повсюду. Масштаб памятника впечатляет: работающие над первыми двумя фрагментами монумента под началом Коробцова молодые скульпторы на их фоне выглядели этакими лилипутами из романа Джонатана Свифта. Но ребятам удаётся совершить, казалось бы, невозможное: под их руками голубая кембрийская глина обретает форму – она ложится на металлический каркас, в точности, до миллиметра, повторяя «строение» гипсовой модели – в соотношении 1 к 10. Уже сварен каркас третьего, центрального фрагмента скульптуры – на нынешней неделе «глиняная» часть работы вступила в финальную фазу. Но до её окончательного завершения, включая формовку, последующую отливку в бронзе, тонировку и зачистку, – ещё месяцы упорного труда.
Об этом нам рассказал руководитель уникального проекта. Но, конечно, в этот день мы говорили с Андреем Коробцовым далеко не только о главном проекте в его жизни, но и о нём самом, обретённом призвании и главных ценностях в судьбе скульптора.
РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА
Андрей с первого взгляда производит впечатление открытого, искреннего и очень скромного человека – нет в нём и толики той «звёздности», что нередко свойственна людям, добившимся профессионального успеха фактически уже в самом начале карьеры и порядком уставшим от общественного внимания.
– Мне всегда было интересно: как молодым людям из глубинки, из обычных семей, в отсутствие каких бы то ни было стартовых возможностей удаётся добиваться столь значительных карьерных высот. А как в вашем случае всё это происходило?
– Моя семья уехала из Казахстана в 1994-м – мне тогда было всего семь лет. В начале 90-х там уже были заметны националистические настроения – как, впрочем, и в других республиках бывшего Союза. В Джезказгане всё своё имущество продали фактически за бесценок, на вырученные деньги в России невозможно было купить даже сарай, так что моим родителям пришлось очень тяжело – жизнь они начинали фактически с нуля… Переехали мы в Губкин Белгородской области, этот город выбрали не случайно: отец в Казахстане трудился на шахте, и на новом месте жительства устроился на работу по специальности – в железнодорожный карьер. Но постепенно жизнь, конечно, наладилась…
– Как же вашим родителям, людям, в общем-то далёким от искусства, удалось разглядеть в сыне способности к лепке?
– Честно говоря, я сам долгое время к этому занятию серьёзно не относился, и в качестве будущей профессии его не рассматривал, – просто мне с детства нравилось создавать скульптуры. Родители это заметили очень рано, а уже в Губкине решили отдать меня в местную художественную школу. В том, что я сегодня занимаюсь скульптурой – полностью их заслуга. Ну, а поскольку позже и в лице преподавателей худшколы получил поддержку, на семейном совете решили, что надо продолжить обучение. И меня отправили в Москву – поступать в художественный вуз. Выбрал академию живописи, ваяния и зодчества, но стал её студентом лишь со второй попытки.
Как только оказался в стенах академии, понял, что хочу учиться только здесь и нигде больше, хотя параллельно отдал документы ещё и в педагогический институт. Основатель академии, Илья Сергеевич Глазунов, создал идеальные условия для приезжих талантливых ребят: скажем, на факультете скульптуры по сей день «закрывают» сначала семь бюджетных мест, а «платников» добирают уже следом, отдельно.
Стены академии буквально пропитаны патриотическим духом: из лекций Ильи Сергеевича я почерпнул живой интерес к отечественной истории. И даже сейчас, если иду по улице, представляю, что каждый клочок земли русской пропитан кровью наших предков, которые сражались за свою страну, её независимость, поэтому даже бросить соринку на неё рука не поднимается.
Мне кажется, из уважения к своей истории и рождается настоящий патриотизм. Ну, а что касается творчества, скажу так: художник должен служить своему народу. Быть может, кому-то эти слова покажутся слишком пафосными, но в своих работах я на самом деле вижу именно такое служение.
\
СЛУЖИТЬ БОГУ И ОТЕЧЕСТВУ
– Теперь понятен ваш интерес, прежде всего, к военной, исторической тематике. Ну, и ещё, наверное, отдельно – к балету. Ваша супруга, Евгения Образцова, – прима-балерина Большого театра, поэтому без погружения в мир балета творчество скульптора Коробцова сегодня тоже трудно себе представить. Тем не менее, патриотическая тематика в ваших работах началась со скульптуры Жени Родионова – рядового, убитого боевиками в плену, через 100 дней изощрённых пыток, во время первой чеченской кампании – за отказ снять православный крестик. Почему вас так заинтересовала его личность?
– Всё, в общем-то, вышло случайно. Пришёл однажды в храм и увидел на прилавке книгу «Он выбрал Крест» – с фотографией Евгения Родионова на обложке. Стало интересно, приобрёл книгу, узнал о его подвиге, позже нашёл дополнительную информацию. Так появилась скульптура Евгения Родионова – это моя дипломная работа…
– Однако по сей день этот памятник не удаётся установить – ни у светских учреждений, ни у культовых, хотя тема канонизации новомученика Евгения Родионова обсуждается на уровне Русской православной церкви уже много лет. Как вы думаете, почему так происходит?
– В установке памятника самое главное – это бюджет, поскольку это недешёвое удовольствие, и основная сложность, на мой взгляд, – найти деньги. Ко мне поступали разные предложения от состоятельных людей, но дальше слов дело, увы, не пошло. Может быть, это происходит потому, что достойное место для этой скульптуры ещё не найдено.
Изначально у меня была идея установить памятник возле воинской части, желательно возле той, в которой начинал службу в армии Евгений, но на сегодняшний день она расформирована. Для себя я решил так: если не найду спонсоров, сделаю это за свой счёт. Просто, видимо, для этого пока не пришло время.
Ну, а что касается канонизации новомученика, на Украине, в Днепропетровске, даже есть храм, где престол освящён в честь Евгения Родионова…
Ну, а что касается канонизации новомученика, на Украине, в Днепропетровске, даже есть храм, где престол освящён в честь Евгения Родионова…
\
«Я УБИТ ПОДО РЖЕВОМ…»
– Сейчас, когда вы наизусть читаете стихотворение Твардовского «Я убит подо Ржевом», довольно трудно себе представить, что до прошлого года вы фактически ничего не знали о Ржевской битве. С историей этого грандиозного сражения познакомились, решив принять участие в конкурсе на лучший проект мемориала советскому солдату?
– О Ржевской битве я, конечно, слышал и раньше, но тогда я попросту не понимал, насколько глобальными, длительными, кровопролитными были бои за Ржев. Встречал упоминание о тех событиях в каких-то прочитанных мною книгах, но в эту тему, признаюсь, я в тот период не углублялся. И участие в конкурсе действительно способствовало такой возможности – больше узнать о Ржевской битве и её героях.
В академии нас учили: перед началом любой работы следует вжиться в образ. Вот я и читал Твардовского, военную прозу, смотрел кинохронику, художественные фильмы, подлинные фотографии участников тех событий. Я просто всматривался в лица солдат, и видел в их глазах какую-то особую глубину – наверное, потому, что они, ещё совсем молодые ребята, на тот момент уже многое пережили. Так и родился этот образ – воспаривший над полем дух погибшего солдата, который разлетается на клинья журавлей…
В прошлом году мы вместе с архитектором проекта Константином Фоминым по приглашению РВИО побывали в Ржевском районе и совершенно неожиданно для себя стали участниками церемонии захоронения поднятых поисковиками останков воинов (по итогам поисковой экспедиции «Калининский фронт»). Это событие произвело на нас колоссальное впечатление! Вы понимаете, – сотни бойцов были перезахоронены со всеми воинскими почестями, но лишь малое число из них удалось опознать. И пусть даже спустя семь десятилетий – они вернулись домой. Ну, а от не опознанных героев не осталось даже имени, – эту грандиозную трагедию и одновременно величие подвига советского солдата мне и хотелось передать в своём проекте…
В прошлом году мы вместе с архитектором проекта Константином Фоминым по приглашению РВИО побывали в Ржевском районе и совершенно неожиданно для себя стали участниками церемонии захоронения поднятых поисковиками останков воинов (по итогам поисковой экспедиции «Калининский фронт»). Это событие произвело на нас колоссальное впечатление! Вы понимаете, – сотни бойцов были перезахоронены со всеми воинскими почестями, но лишь малое число из них удалось опознать. И пусть даже спустя семь десятилетий – они вернулись домой. Ну, а от не опознанных героев не осталось даже имени, – эту грандиозную трагедию и одновременно величие подвига советского солдата мне и хотелось передать в своём проекте…
– Вы сказали о прочитанных книгах – документальных и художественных, так или иначе связанных с Ржевской битвой. Можете вспомнить какого-нибудь конкретного героя этих произведений, который оставил особый след в памяти? Такой же, как когда-то – Евгений Родионов…
– Пожалуй, нет. Могу лишь сказать, что по силе воздействия ключевым для себя произведением на военную тему считаю трилогию «Живые и мёртвые» Константина Симонова.
– «Мы едем по изуродованному, взорванному и сожжённому миру. Среди труб, словно чёрные, вопиющие о возмездии мёртвые руки, поднявшиеся там, где были деревни»… Это тоже Константин Симонов, корреспондент «Красной Звезды» – о Ржевско-Вяземском выступе. Илья Эренбург, Вячеслав Кондратьев, Сергей Микаэлян, Елена Ржевская – их немало, людей, прошедших черед ад «ржевской мясорубки» и оставивших живые воспоминания о тех страшных событиях…
– Безусловно, мне будет интересно познакомиться с их произведениями!
– Скажите, Андрей Сергеевич, вы согласны с тем, что Ржевский мемориал в вашей карьере сейчас – наивысшая точка? И. может статься, таковой и останется навсегда. Скажем, для скульптора Вучетича это был монумент «Родин-мать зовёт!» – несмотря на то, что до него и впоследствии мэтр создавал и другие работы…
– Я сейчас действительно отношусь к этому проекту как к главному в своей жизни: далеко не каждому скульптору удаётся сделать нечто подобное за всю свою карьеру, особенно учитывая тот факт, что со времён создания скульптуры «Родина-мать» это будет самый масштабный памятник в стране, и я со всей ответственностью подхожу к этой работе.
Возможно, в моей карьере будут и другие, не менее значимые проекты. Одно могу сказать точно уже сейчас: не знаю, что случится дальше, но мне вряд ли уже будет что-нибудь страшно, по крайней мере, в моей профессии.
Возможно, в моей карьере будут и другие, не менее значимые проекты. Одно могу сказать точно уже сейчас: не знаю, что случится дальше, но мне вряд ли уже будет что-нибудь страшно, по крайней мере, в моей профессии.
– Всё-таки по мере продвижения в работе изначальный проект монумента претерпел заметные изменения. Сейчас, спустя год, можете подтвердить – он действительно стал лучше?
– Да, подтверждаю! Поначалу мы хотели представить образ возрастного солдата – я ориентировался на героя Василия Шукшина в фильме «Они сражались за Родину». Но потом было принято решение, что это должен быть молодой воин, который, тем не менее, уже немало повидал на своём недолгом веку. Шинель сменила плащ-палатка, журавли стали крупнее…
Первое время я, конечно, переживал из-за того, что пришлось вносить все эти изменения. Но сейчас понял: так грамотнее – с точки зрения композиции, идеологии – во всех смыслах лучше.
– Есть мнение, что сам солдат похож на вас…
– Впервые такое слышу! На самом деле, это в прямом смысле собирательный образ – в реальной жизни человека с такой внешностью не существовало. Но фронтовые фотографии в этом смысле мне очень помогли.
– А сейчас, в процессе лепки скульптуры, не находите некоторые шероховатости в своей работе? Или уже поздно что-то менять?
– Да нет, сейчас самое время эти изменения внести. С того момента, когда была закончена рабочая модель, прошло месяца три, и я всё ходил вокруг неё, смотрел и кое-какие моменты решил исправить. Но говорить о них пока не стану, тем более что речь идёт о чисто профессиональных нюансах – обывателю они не столь важны.
\
ОТДЕЛЯТЬ ЗЁРНА ОТ ПЛЕВЕЛ
– Регулярно приходится наблюдать, как в соцсетях вам пишут странные люди (я их называю «креаклами» местного пошиба), которые выступают против строительства мемориала – мол, такие деньги лучше было бы потратили на живых: дороги в Ржеве сделать, благоустройство провести… Что вы обычно отвечаете таким «доброхотам»?
– Для начала отмечу, что важно отделять зёрна от плевел. Ведь на самом деле куда больше обратных, позитивных, даже восторженных отзывов – я получаю огромное количество писем со всей страны, от людей, для которых этот памятник действительно важен, чьи деды и прадеды воевали и погибли на подступах к Ржеву. Такого у меня ещё никогда не было – настолько широкого резонанса! Ну, а что касается ваших «креаклов»… В какой-то момент мне обычно надоедает с ними беседовать, и я попросту удаляю переписку. Хотя подобное происходит регулярно: какой бы проект мы ни реализовывали – непременно находятся люди, которые выступают против установки памятников.
– Так было даже в Калуге?
– Вы не поверите, но мне до сих пор пишут калужане, которые требуют вернуть памятник Ленину (сейчас на этом месте, перед зданием администрации Калужской области, установлен наш монумент в честь Ивана III). Но в случае с Ржевским мемориалом советскому солдату я совершенно искренне убеждён: этот памятник должен появиться под Ржевом, поскольку на этой земле в годы войны наша страна понесла колоссальные потери, и мемориал – это дань памяти всем погибшим, в первую очередь – тем, кто так и остался неизвестным…
В конце концов, такой негатив обычно направлен не по адресу – не будь памятника, Минкультуры РФ выделенные на него средства на дороги в Ржеве всё равно не перенаправит. Я, конечно, понимаю, что речь идёт о гражданской позиции отдельных граждан, но к моей работе она не имеет никакого отношения. Решение по строительству мемориала принимал не я, а Союзное государство и РВИО, так что такие вопросы следует адресовать не мне, а местным и региональным властям.
\
ВЕЧНАЯ ТЕМА
– Знаете, в этом случае, наверное, ключевое значение имеет мнение наших ветеранов (их совсем мало осталось), а они недавно взяли обязательство – непременно дожить до 9 Мая 2020 года, когда должен быть открыт мемориал советскому солдату. Кстати, когда планируете завершит эту часть работы – здесь, в цехе? До конца весны?
– Боюсь, что у нас нет столько времени – из-за сложности технологического процесса. Два фрагмента памятника сейчас в лепке, для третьего доваривается каркас, рассчитываю, что на следующей неделе приступим к заключительному этапу «в глине». После лепки ещё следует скульптуру отформовать, затем отлить в бронзе, затонировать, зачистить…
– Место для отливки уже определили?
– Да, но пока это военная тайна! Самая сложная часть из предстоящей работы – монтаж всей конструкции уже на месте её установки. На этом этапе работать над памятником станут уже совсем другие люди, но мы с архитектором Константином Фоминым будем контролировать весь процесс. Боюсь, мы с ним выдохнем с облегчением только 9 мая 2020 года…
– Сегодня довольно трудно себе представить, как такую махину в принципе можно доставить до места назначения.
– Это негабаритный груз – будем искать соответствующий транспорт и маршруты без мостов. Из Подмосковья в Ржевский район путь недолог…
– И, наконец, последний вопрос: какое событие в вашей жизни должно произойти, чтобы вы могли сказать: я сделал всё, что мог!
– Скульптор растёт всю свою жизнь, я на себе это испытал: сейчас могу делать такие вещи, которые ещё каких-нибудь лет пять назад у меня не получались. В плане профессиональном – горизонт открыт. Кто знает, сколько лет мне Господом отмерено, но моя задача неизменна – на каждой из своих работ выкладываться полностью. Тем более что речь идёт о вечной теме – нашей памяти о войне и Великой Победе, без которой не было бы ни нас, ни русской нации.
– Спасибо за интервью!
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.