– Ну, ты даешь! – сказал мне, как ни в чём не бывало, только что выкопанный из земли комбат Глыва.

Ориентируясь по проводам, нашли в земле телефонные аппараты. Связи не было. Но тут в траншею запрыгнул вернувшийся с линии связист Дрёмов и быстро наладил связь. Я тут же сообщил своим огневикам, что мы живы и поблагодарил их за точную стрельбу. По моей команде, для острастки, батарея положила ещё несколько снарядов по противнику. А Дрёмов, обозрев мёртвое после обстрела пространство, лишь подивился, как мы в таком аду сумели уцелеть.

– Ура Михину! – приложив к губам сложенные в рупор ладони, громко крикнул Глыва.

С шестью своими пехотинцами он занял оборону в траншее перед д. Галахово. Патроны были только у него в пистолете и у пулемётчика. Чтобы заявить о себе, Глыва приказал ему дать несколько очередей в сторону немцев. Фашисты, видимо, были настолько ошеломлены случившимся, что долго не подавали никаких признаков жизни. Но мы знали: их много, и они начеку.

– Теперь нам с тобой осталось только Галахово взять, – пошутил я, обращаясь к Глыве. И тут же впервые подумал: мальчишка, а как воюет!

Я не в состоянии утаить от читателя сказочный феномен, как мы с Глывой, полтора лейтенанта, нежданно-негаданно для немцев и для нашего начальства всё-таки сумели взять Галахово. Мы разведали, что деревню, минуя болота, можно обойти с западной стороны. Это и сделал в ночь на 26 августа младший лейтенант Глыва. Ему в помощь дали тридцать человек пополнения, к тому же он прихватил с собой две пушки-сорокапятки.

Как только ночью Глыва оказался за селом, я тут же накрыл снарядами своей батареи немецкий передний край. Фашисты спросонья перепугались, ведь они ждали нашей атаки с переднего края. А Глыва из своих сорокапяток начал стрелять по Галахову с тыла. Его солдаты во все горло заорали: «Ура!». В ночной тишине этот крик прозвучал более чемм вызывающе. Немцы решили, что мы уже заняли деревню, и бросились бежать из села к своим на восток, в сторону Ржева…