Завершаем публикацию дневников Всеволода СТРАТОНОВА, в 1917-м возглавлявшего отделение Госбанка в Ржеве.
УВОЛЬНЕНИЕ
Последствия не заставили себя долго ждать. Пришла новая телеграмма: «За упорное неподчинение советской власти и несогласие сообразовать деятельность с указаниями комиссара банка управляющий Стратонов окончательно увольняется от должности и от службы с лишением пенсии. Управление банком возлагается на бухгалтера Синёва. Главный комиссар Пятаков».
Снова созывается общее собрание. Я на него не пошёл, не пошли и многие мои сослуживцы. Сопротивление служащих было сломлено; и в самом деле, всё, что могли, они сделали. Комиссар предложил собранию резолюцию: «Принять распоряжение главного комиссара банка относительно увольнения управляющего Стратонова к безразговорному исполнению». Резолюция, поддержанная оппозиционными чиновниками — Мардониевым, Поповым-младшим, Рогачём и др., была большинством принята.
На другой же день получаю предписание от военно-революционного комитета, адресованное уже «гражданину Стратонову»: я должен в течение трёх дней сдать банк Синёву и в тот же срок освободить занимаемое мною жилое помещение. Как ни торопился я сам ликвидировать дела с банком, но в такой короткий срок сдать два отделения было совершенно немыслимо.
Наш объединённый комитет заявил по этому поводу протест военно-революционному комитету, требуя продолжения срока сдачи и оставления квартиры до двух недель. Военно-революционный комитет в продлении срока уступил, но потребовал, чтобы я немедленно покинул две комнаты в своей квартире, передав жильё семье Серёгина. Впоследствии такое требование показалось бы пустяком, но тогда мы ещё не испытали всех прелестей большевистского квартирного уплотнения. Впустить к себе в квартиру такого типа, да ещё с очень подозрительной, намазанной и расфранченной «женой», нам показалось невозможным.
Опять помогли милые сослуживцы: они сами убедили Серёгина не настаивать на вселении ко мне, а пока разместиться вместе с женой в комнате при дамской уборной. Найти при таких условиях в короткий срок себе квартиру было необычайно трудно, так как во все буржуазные дома уже попереселялись сознательные солдаты, не желавшие более жить в казармах и бараках. Однако нам со всех сторон оказали помощь, и, благодаря кому-то из клиентов, нашли на Князь-Дмитриевской стороне, на самом краю города, три меблированные комнаты с кухней. Стали мы спешно распродавать своё небольшое имущество — чтобы было, на что жить первое время.
Служащие банка в подавляющем большинстве заявили, что они продолжают считать меня своим управляющим и только временно, уступая силе, вынуждены подчиняться другому лицу — мол, именно поэтому они со мной и не прощаются. Однако военно-революционный комитет через комиссара потребовал избрания общим собранием нового управляющего. Были предложены две естественные кандидатуры: контролёра А.П. Попова и А.И. Синёва. Попов, однако, сам отказался баллотироваться. Избран был Синёв.
Я уже упоминал о Синёве, что он человек неплохой, мягкого характера, стеснявшийся быть требовательным с подчинёнными, а потому ими любимый. Однако, при этом очень боязлив и к занятию должности управляющего сам лично не стремится. При нормальном порядке он вообще имел мало шансов когда-либо эту должность получить. Теперь же соблазн для него оказался велик. Но и страх был также велик — за возможные последствия в случае контрпереворота.
Чтобы застраховать себя от этих последствий, он каждый почти день стал ходить ко мне, как будто советуясь по делам и спрашивая указаний, точно я продолжаю управлять банком. При этом он смотрел на меня такими жалостливо-умилительными глазами, что даже неприятно становилось. Я просил его считать мой уход решительным и не стесняться в действиях. Тогда Синёв попросил у меня на случай переворота записку в том, что со своей стороны я не имею ничего против того, чтобы он принял должность управляющего. Эту записку-удостоверение я ему охотно выдал, и Синёв перестал ходить на мучительное для обеих сторон паломничество.
ФИНАЛ
Надо было позаботиться о своей судьбе. Оставаться в Ржеве — значит, стать бельмом на глазу. Решили переехать в Москву. В Ржевском районе было два видных кооперативных союза: кредитных обществ, возглавляемый Бересневым, и потребительских обществ, который возглавлял Шершень. При первой встрече с Бересневым он мне с горечью жаловался на правительство, которое не даёт хода кооперативным союзам. По существу, он был прав: в наших секретных инструкциях предлагалось сдержанно помогать союзным организациям, так как в них подозревались очаги революционности. Я ответил Бересневу, что, поскольку речь идёт об исполнении служебного долга, я, конечно, буду следовать указаниям правительства. Но в том, что будет зависеть лично от меня, кооперативные союзы встретят полное содействие, поскольку я глубоко сочувствую этим организациям.
Береснев отнёсся к моим словам с нескрываемым ироническим недоверием, ибо был уверен в том, что представители бюрократии не могут не обманывать и не лицемерить. Однако год совместной работы, особенно в тяжёлых революционных условиях, это недоверие уничтожил. Теперь оба союза пришли на помощь и назначили меня своим постоянным представителем в Москве. Мне назначили содержание в 1000 рублей в месяц. Сначала, когда ценность рубля была лишь в 4-5 раз меньше, чем в обычное время, на эти деньги ещё можно было существовать. Потом эта сумма стала ничем.
