– Смотрите, что здесь написано! «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…».
– Это кто написал?
– Позор! Не знать школьной программы! Это же Жуковский!
– Ой, девчонки, а давайте тоже погадаем! По-моему, сейчас как раз святки…
– А давайте! А как мы гадать будем?
Мы – это четыре юные (самой старшей – всего каких-нибудь двадцать пять) дамочки, маявшиеся от безделья в военном городке, спрятанном в самом сердце российской глубинки. Ещё полгода назад мы не были знакомы и жили в разных городах. А потом нас, что называется, вслед за мужьями занесло в это Богом забытое село.
Наши «парни бравые» носили офицерские погоны и умели строить дороги. Вернее, умели командовать теми, кто знал, как строить дороги. Необходимость в этих самых дорогах в глубине страны, по всей видимости, назрела окончательно, раз наших мужей выдернули с прежнего места службы и направили в это село, где единственной дорогой был тракт, по которому (так утверждали местные жители) в царской России возили каторжан.
Пока мужья круглыми сутками торчали на своих «объектах», жёны изо всех сил пытались наладить быт и вообще как-то обосноваться на новом месте. Одну из нас – Олю – даже приняли на должность библиотекаря воинской части и выделили ей маленькую комнатку, в которой был только старый письменный стол. И ни одной книги. Но Оля быстренько договорилась с библиотекаршей из местной школы, которая отдала ей десяток каких-то списанных учебных хрестоматий – надо же было с чего-то начинать.
Вот в этой как бы библиотеке мы и сидели теперь, размышляя, чем бы таким заняться, чтобы не сойти с ума от скуки. Оля же, пытаясь понять, что за «богатство» ей досталось, листала подаренные тома, время от времени читая вслух. И вот, когда дело дошло до Жуковского, другая барышня, Маша, предложила «тоже погадать». Тем более что дело было как раз на святочной неделе.
Идея нам очень понравилась – всем четверым. Никто, правда, не знал, как именно нужно гадать – в советские времена подобные «мероприятия» были непопулярны. Прежде всего, решили внимательно изучить Жуковского, чья поэма начиналась так интригующе: «Раз в крещенский вечерок девушки гадали». Но великий поэт разочаровал: у Жуковского по этому поводу не нашлось ничего конкретного – ну гадали, а инструкций-то никаких!
– Девчонки, может, кто-то из местных знает? Тут такие бабульки есть в селе… Неужели никто из них никогда не гадал? Вон, хозяйка у Лены – точно в этом понимает! – у Маши прямо глаза заблестели от предвкушения.
Моя хозяйка – женщина, у которой мы с супругом снимали комнату, действительно была личностью интересной. Начать с того, что она замечательно гадала на картах – за этой «услугой» к ней ходила половина села. Особенного, какого-то колдовского шарма добавлял ей Васька, огромный чёрный кот с таким проницательным взглядом зеленющих глаз, что многие из местных боялись оставаться с ним наедине. Ну и «вишенкой на торте» было имя моей хозяйки. Агата! Как будто, ничего особенного, но по тем временам… На тысячу километров вокруг второй Агаты точно было не найти. Односельчане же прозвали ее Ягатой. Именно из-за тянувшегося за ней таинственного шлейфа. Подразумевалась, естественно, Баба Яга.
Впрочем, всё это не мешало пользоваться услугами Агаты-Ягаты. Тем более что во всём остальном моя хозяйка была такой же, как все. Где-то в городе у неё жили дети и внуки, а здесь, в селе, законный супруг, тихий и безобидный алкоголик, имевший кроме этой распространённой мужской слабости ещё одну, довольно редкую. Говорили, что Николай (так звали мужа Агаты) обожал оперу. И не только слушать. Он, говорят, ещё и пел. Оперным голосом. Правда, никто его пения не слышал. Поскольку пел Николай только если был уверен, что его никто не слышит – стеснялся. Говорили, что его самая большая мечта – петь в местной самодеятельности, но по причине застенчивости мечта эта никак не сбывалась. Время от времени Николай принимал решение всё-таки сходить в клуб и попросить, чтобы его, как он выражался, «тоже петь взяли». Но каждый раз, передумав, возвращался с полпути.
В ответ на просьбу просветить по поводу святочных гаданий, Агата посмотрела на нас строгим взглядом и поинтересовалась:
– На что гадать-то собрались?
– А на что можно? – робко спросила Наташа.
Она была среди нас самой молодой – едва минуло девятнадцать. И по этому поводу гарнизонные тётки шутили, что Наташка шла на школьный выпускной, но заблудилась и вместо него попала в ЗАГС. Очень возможно, так оно и было. Но замуж-то она выскочила, а вот повзрослеть не успела. И теперь этому ребёнку постоянно хотелось хоть как-то развлечься, поэтому идею погадать она восприняла с восторгом, увидев в этом пусть и временное, но увлекательное средство от скуки.
– На святках обычно гадают на суженого, – назидательно сказала Агата.
– Я же говорила, что сейчас как раз святки! – обрадовалась Наташа. – Ну, давайте на суженого!
– Да! Да! Давайте! Давайте! – закудахтали мы.
Агата как-то странно на нас посмотрела, но вопросов задавать не стала. Главный вопрос могли бы задать нам наши мужья – если, конечно, оказались бы рядом и услышали наш разговор. Вот уж кто с полным правом мог бы поинтересоваться, на какого суженого собрались мы гадать, если все – как одна – давно этого суженого встретили. Какой суженый, когда все мы замужем?
Но мужья были далеко, а Агата предпочла, проявив мудрость, не интересоваться подобными мелочами. В конце концов, тут ведь главное – процесс. Тем более что можно просто – когда стемнеет – выйти вечером на улицу и спросить у первого проходящего мужчины, как его зовут. Так же будут звать и будущего мужа.
Вот спасибо! Как зовут наших мужей, мы уже и без гадания знали. А уж как «хороши» мы будем, приставая к местным мужикам с таким вопросом, – это вообще отдельный разговор! Словом, этот вариант нам не подходил. А что это за гадание в зеркальной галерее? Вот если бы Агата объяснила нам, в чём там фокус, то мы были бы рады подарить ей пару пачек индийского чая (страшный дефицит по тем временам) из военторга.
– И кофе растворимый, – заявила Агата тоном, не терпящим возражений.
– И кофе…
– Ну, ладно, что с вами делать… В общем, так…
И она принялась подробно рассказывать, как правильно и под каким углом ставить зеркала и где должны быть свечи. Всё это, кстати, оказалось не так просто, как мы думали.
– Прямо целая наука! – вздохнула Оля. – Может, поможете нам эти зеркала расставить?
– Ладно, – неожиданно согласилась Агата – не иначе, как обещанные нами военторговские дефициты моментально прибавили ей сговорчивости и даже энтузиазма. – И, кстати, гадать где будете? Ладно, в баню мою ступайте! Мы её сегодня как раз топить будем. Вот после того, как помоемся, приходите. Я вам зеркала расставлю и уйду. Да не забудьте, что гадать нужно в одной сорочке, пояс не завязывать, волосы распустить!.. И приборы не забудьте!
– Какие приборы?
– Ну, тарелку, вилку, нож… Ты же суженого на ужин ждёшь…
Подсвеченная пламенем многочисленных свечей зеркальная галерея действительно выглядела как-то жутковато.
– Садитесь перед главным зеркалом кто-нибудь одна, – инструктировала Агата. – Смотреть надо в одну точку, не отрываясь. Скажешь: суженый, ряженый, садись со мной ужинать… И второй прибор ему подвинь… Говорить нельзя, кричать – тоже, а то он тебя утащит… Просто смотри на него и всё. Он посидит и уйдёт. Потом следующая садится перед зеркалом. И так по очереди… От этих инструкций нам стало как-то не по себе. Но отступать некуда – вот уже и свечи горят, и мы в одних рубашках…
– Ладно, первая пусть садится перед зеркалом, а я пошла, – распорядилась Агата.
Короче говоря, мы остались одни.
– Ну, кто первый? – спросила я.
– А давай ты и будешь первой, – заявила Маша.
Но я что-то таким желанием не горела. И, похоже, не я одна.
– Ну? Тогда уходим? – поинтересовалась Оля, и в её голосе послышалось разочарование.
– Ну уж нет! – мне стало жаль сдаваться просто так, даже не попытавшись, к тому же я привыкла доводить начатое до конца. – Пропустите-ка меня к зеркалу!
Девчонки послушно расступились. Я села перед большим, ярко освещённым зеркалом и стала, как учила Агата, всматриваться в зеркальную поверхность.
– Суженый-ряженый, садись со мной ужинать…
И тут в зеркале показался силуэт! Я до сих пор не знаю, что это было – игра ли теней, плод ли моего воспалённого воображения или что-то ещё, но силуэт я точно видела. Мои ощущения? Если бы только я могла их описать! Жуть, жуть и ещё раз жуть, – вот и всё, что я могу сказать. Казалось бы, ничего страшнее уже быть не может, но тут где-то совсем рядом раздался громкий мужской голос:
– Во-о-т то-о-то, все в-ы-ы де-е-вки-и-и мо-о-лодые!.. – старательно выводил он музыкальную фразу, показавшуюся мне знакомой. Впрочем, было уже не до музыки. С оглушительным визгом, в этих своих дурацких рубашках, босиком мы выскочили прямо на двадцатиградусный мороз. И остановились возле злосчастной бани. То ли от холода, то ли от страха, а, может, от всего вместе, нас била дрожь, причём такой силы, что мы не то, что разговаривать – дышать могли с трудом. Так и стояли, пялясь на баню и стуча зубами. До тех пор, пока из бани не вышел… Николай.
Сначала он нас не заметил – всё-таки на улице было уже темно. Поэтому он, по-прежнему напевая своих «девок молодых», спокойно вышел из бани, остановился, достал из кармана телогрейки бутылку и сделал солидный глоток. Потом достал папиросу и чиркнул спичкой. И вот когда огонь от этой спички осветил нас, полураздетых и стучавших зубами, Николай завопил так, что его было слышно во всех ближайших домах, и бросился бежать…
Весь следующий день никто из нас четверых так и не решился вылезти из-под одеяла – мы элементарно не могли согреться. И если бы не Агата, которая отпаивала всех четверых каким-то травяным настоем, нам, наверное, пришлось бы лечиться от воспаления лёгких.
– Ну? – приговаривала она. – Чего испугались? Дурачка моего испугались? Он-то не знал, что вы в бане будете. И бутылочку самогона в предбаннике спрятал. А как вы там обосновались, он за этой бутылкой и пришёл… Я всё думала, где он её прячет! Весь дом обыскала – нигде нет! А про предбанник-то я и не подумала. Он-то вас вначале и не заметил, дверь же в баню закрыта была. Взял свою бутылку да и пошёл прочь. А потом спичку зажёг, чтобы прикурить, а тут вы зубами стучите, да ещё и в этих своих белых рубашках. Говорит, думал, смерть за ним пришла, только почему не одна, а четыре сразу! – тут Агата так расхохоталась. – Я… ему… я… ему… сказала… Ты, говорю, пьёшь за четверых, вот к тебе четверо и пришли…
– А голос-то чей был? Что-то там про девок пел? Это он нам, что ли, пел?.. – спросила Наташа.
– Да вы-то тут при чём? Он, когда его никто не слышит, из разных опер арии поёт. Скажем, «Девки молодые…» – из «Русалки». Он же не знал, что вы его услышите. Он-то думал, что один в этой бане. Вот и пел…
– А силуэт? – вдруг спросила я. – Откуда же взялся силуэт в зеркале? Дверь-то была закрыта, значит, это не дядя Коля был. Это мы слышать его могли, а видеть – точно нет!
– А силуэт… – Агата сделалась серьёзной и даже суровой. – Это и был твой суженый… Настоящий. Приходил, значит…
– Что значит настоящий?
– Настоящий, которого ты ещё не встретила.
– Так у неё же муж уже есть! – вставила свои пять копеек Наташа.
– С мужем она разведётся, – жёстко сказала Агата.
И оказалась права…
Елена ТИХОНОВА.
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.