№36 12 сентября 2013 года

Корреспондент  НТВ  Вадим  Фефилов — о событиях в Сирии.

Наш дом в самом большом городе на севере Сирии полностью жилой. Из двора-колодца видно, что на балконах всех семи этажей сушится полотенца и простыни. Синее небо и оранжево-белое белье. Ни одной вещи цвета хаки.

f12092015-17

Мимо проскакал на одной ноге, подогнув вторую, мальчишка лет пяти. Показал мне язык. За ним паренёк постарше, тащит велосипед со сдутыми шинами. Поздоровался с нами простуженным сиплым голосом.

– Ас-саля́му алейкум!

Проходит бабушка в очках, как у Джона Леннона, и черном платке. В загорелых руках красная тарелка с пирожками.

– Ас-саля́му алейкум, угощайтесь, горячие!

f12092015-18

Мы живём у сирийских революционеров в бригаде «Защитники Пророка». Обычная квартира. До линии фронта в городском микрорайоне Амрия – минута-две на машине. В наших кварталах часто падают мины и поэтому самое приятное время – вечер, когда включают шумный дизель-генератор.

Боевики живут только на первом этаже. Вокруг обычные граждане. Так и в других домах микрорайона. Конечно, если здания не разрушены.

Люди сделали сделали свой выбор. И не в пользу лагерей беженцев в Турции и Иордании. Смертники.

***

Когда я снимал репортажи на стороне правительства в Дамаске и Хомсе, то много раз слышал, что мятежники прикрываются мирными жителями, как щитом.

Надо расспросить самого незаметного из членов отряда – бывшего полковника регулярной армии. Небольшого роста, худой, с трёхдневной щетиной на боксерском подбородке, лет 45-ти. На голове всегда серая хлопковая шапка-петушок – она натянута до бровей. По виду не скажешь, что настоящий полковник.

Не похож и на религиозного фанатика-смертника. Ещё ни разу не видел, чтобы он молился. И курит постоянно, а для правоверных мусульман сигареты – харам (грех).

В отличии от других боевиков никогда не носит автомат. Почему-то я называю его по-французски – Сolonel (полковник). А он не возражает! Смеется только. Ну, точно не радикал.

Мне говорили, что именно он сбил из крупнокалиберного пулемета взлетающий армейский самолет, когда отряд атаковал военный аэродром. Несколько раз подходил и напоминал, чтобы его лицо не попадало в объектив нашей телекамеры.

По своему обыкновению поздно вечером он лежит на ковре, подстелив под голову кожаную куртку, курит и что-то пишет на трех или четырёх своих мобильных телефонах. Под боком два черных пистолета.

– Ас-саля́му алейкум, Сolonel, не помешаю?

Вместо ответа присаживается и тянет из пачки сигарету. Протягивает мне, улыбается и вспыхивает зажигалкой.

– Почему ты перешел на сторону революции?

– Сирией много лет управляет религиозный клан алавитов. Хотя нас, мусульман-суннитов, подавляющее большинство. Когда началась заваруха, почти все сунниты ушли из регулярной армии. Я – не исключение. За президента Асада воюет только алавитский спецназ. И еще авиация, где лётчики сплошь – иностранные наёмники. В том самолёте, что я сбил, сидел парень из Северной Кореи.

– Что вы с ним сделали?

– Он был уже мертвый, когда приземлился на парашюте.

– В Дамаске газеты пишут, что вы прикрываетесь обычными гражданами, как щитом. Разве это честно?

– На это и так можно посмотреть. Но на самом деле любой из миллионов суннитских домов или квартир может быть нашей казармой и штабом. Мы боремся с режимом, и наши единоверцы нас поддерживают. Вот и всё.

***

Каждый вечер боевики внимательно просматривают на ноутбуке снятое моим оператором видео. Файлов многие сотни, но им не лень. Иногда говорят: «Вот этот фрагмент надо затереть».

Молча удаляем. Очевидно, что нам не совсем доверяют. В отряде знают, что мы из вражеской России. В других бригадах, а их десятки в миллионном Алеппо, о нас пока вроде не слышали. Нас проверяют самые разные люди. Однажды утром напротив за стол садится смешливый вертлявый курд, отвечающий в отряде за контрразведку. Подливает мне в пузатый стеклянный стаканчик горячий чай:

– Ты считаешь нас террористами?

Вопрос с подвохом. Особенно, если знать, что революционеры каждый день и каждую ночь натурально убивают людей. Своих врагов, конечно, но с руками, ногами, глазами, душой и именами. Пью чай и отвечаю, не торопясь.

– Встречался я недавно с исламским учёным Хасаном ат-Тураби. У него в гостях шесть лет жил Усама бен Ладен. Ат-Тураби мне объяснил, что слово «джихад» означает «разнозначный ответ». Ты мне сказал добрые слова – и я тебе тепло ответил. Ты меня оскорбил – и я тебя негодяем назвал. Ты меня ударил – и я тебе врезал. Тут мы договорились прекратить – и ты отвернулся, а я взял автомат и разнёс тебе прикладом голову. Настоящий терроризм – это то, что выходит за рамки «разнозначного ответа».

Спасибо!

Теперь редакторы в курсе.