Наконец-то вживую увидел яркого представителя советской эпохи, человека, который в 90 лет активно ездит по стране и при этом излучает счастье, словно ему удалось исполнить все свои желания. Аркадий Кузьмин с упоением давал интервью журналистам и отвечал на вопросы зала, поражая оптимизмом, отличной памятью, бодростью духа и знанием профессиональных тонкостей в рамках трёх своих ипостасей – художника, писателя и ветерана войны (последнюю легко приравнять к профессии).
Прав был старик Поль Брэгг, когда утверждал: человек может спокойно жить до ста двадцати. Правда, при этом не упомянул про обратную сторону медали: окружающая среда, как правило, воспринимает активных долгожителей не как норму, а как иронию судьбы, её причуды.
Когда представился Кузьмину, он не меньше меня удивился, узнав про мой возраст, занятия живописью и журналистикой (я, правда, не ветеран – для этого статуса не хватило трёх лет). Аркадий Алексеевич тут же подарил мне газету «Выборгский район» – издание о шести листах с полосой о себе (последняя страница изобиловала летописью его творческого пути). Аркадий Кузьмин по праву считается королём открыток – от приусадебного хозяйства до космоса, от Библии до экологии, и всё это – в советские годы. Выставка художника представлена налегке: без рам, стекла и, тем более, паспарту, – открыточному производству они попросту не нужны.
Поездка трёхлетней давности в Непал встряхнула спокойную жизнь питерского художника. Он впервые увидел складки гор так близко, что рука невольно потянулась к альбому, чтобы запечатлеть их затейливые узоры. Жаль, что он не вспомнил в тот момент Николая Рериха – это помогло бы ему обобщить красоту непальских гор, придав им необходимую суровость. А может быть, они тем и отличаются от Гималаев и Памира, что принуждают к разглядыванию с близкого расстояния. И это художнику удалось в полной мере. В приветственном слове Аркадий Кузьмин разразился пространной, минут на сорок, речью и, окончательно увлёкшись, высказал спорную мысль – мол, нынешнее поколение разучилось рисовать. В результате преподаватель ДШИ №3 Андрей Гриц, стоявший рядом со мной, чуть не уронил от удивления свою трость.
Сам Кузьмин, подверженный недостаткам возрастной категории, не высказал никакого интереса к работам других художников. Он даже не взглянул на представленные в малом зале картины участников пленэра «Ржевская палитра» (видимо, той самой молодёжи), которые они преподнесли Ржеву. Пронзительные глаза Кузьмина из-под кустистых седых бровей были устремлены внутрь себя, в свой мир, полный романтики и воспоминаний – всё остальное его уже не интересовало, каким бы прекрасным ни казалось. Правда, существуют люди, которые чувствуют (и ведут) себя точно так же и в восемнадцать лет.
Картина Кузьмина «Сестрорецкий курорт» продолжает серию живописных полотен автора, показывая, что, даже находясь на отдыхе, он не расстаётся с кистью и выходит на пленэры, радуясь возможности запечатлеть Балтику. Правда, видение колорита иногда изменяет художнику, и его Финский залив напоминает тропический Непал, чему свидетельство – неестественно лазурное море, хотя это русский север с его сдержанной цветовой доминантой без внешней красивости. Пришёл на память диалог с художником Р. Бурцевым. Я тогда заметил, что его изумительный по цветовой гамме этюд «На Волге» хорош камерным звучанием, только ничего общего с великой русской рекой он не имеет. В этой работе есть всё: лирика наблюдения без намёка на экспрессию, аккуратные деревья на другом берегу, нежного цвета вода, словно в какой-нибудь Сишке и Кокше.
– Этюд – словно на продажу, – резюмировал зритель.
– А есть разница в том, что художник пишет для себя или на продажу? – не согласился автор. И почему-то привёл пример из прошлого – мол, Карл Брюллов создавал «Последний день Помпеи» по заказу, а не для себя.
Замечу: в те времена вопрос так не стоял. Карл Павлович Брюллов (1799-1852), будучи студентом Академии художеств, побывал на археологических раскопках Помпей, города близ Неаполя, засыпанного пеплом во время извержения вулкана в I веке нашей эры. В 1826-м у художника появилась мысль написать большую картину на историческую тему, а через десять лет она появилась на свет. В итоге сразу три итальянских города присвоили русскому художнику звание академика. Никакого заказчика, как и личности с кошельком в кармане, не было. Настоящая слава пришла к Брюллову в Петербурге, где он удостоился высших почестей и наград. Его главная заслуга – в том, что явление природы он превратил в эстетическое событие культуры эпохального значения.
Аркадий Кузьмин за свою долгую жизнь так и не стал членом Союза художников – у него был свой путь в искусстве. Это не помешало ему добиться успеха на поприще линогравюры, офорта, рисунка пером и тушью, в масле.
Неожиданным показалось появление в экспозиции «Ангела над Невой» – в виде флюгера размером 3 метра. Позвонил в Питер своему другу, искусствоведу В. Григорьеву с просьбой прояснить ситуацию.
– Заплати тысячу рублей, и в течение нескольких минут будешь летать на вертолёте вокруг этого ангела, – сообщил специалист по памятникам. – Заодно нарисуешь или снимешь на смартфон. Лично я – не летал.
Собственно, А. Кузьмин так и поступил, увековечив замысел архитектора XVIII века Д. Трезини и автора рисунка А. Ринальди.
Как сказано в пресс-релизе, Аркадий Алексеевич родился в д. Домашино под Ржевом в крестьянской семье. Участвовал в Великой Отечественной войне, четыре года (из-за ошибки военного начальства) служил на флоте, затем окончил Московский полиграф, выпустил более четырёхсот открыток поздравительного характера. Публиковался в журналах «Звезда» и «Ленинград», выставлялся в клубах, домах культуры, библиотеках, сопровождая персоналии интересными рассказами о войне, службе на флоте, путешествиях по всему миру. На склоне лет вспомнил о малой родине, связался с Выставочным залом, предложил подарить Ржеву коллекцию своих работ – картины маслом, рисунки пером, открытки, письма военных лет, собственные сочинения и книги. Тон встречи с ветераном войны задал народный вокальный ансамбль из ГДК «Ржевитянка» (руководитель – Марина Артамонова). Мероприятие продолжилось уже неофициальным порядком – за белой скатертью стола и тёплыми воспоминаниями художника о жизни, весьма богатой на события.
